Однажды в холодном парижском предместье
Я вспомню свою тридцать первую осень,
И дым от костров, и предчувствие мести,
Которой не сбыться. Проклятая просинь
Останется в нас неизведанным морем
В сиренево-тонком дыму фонарей
И скроет от глаз кипарис разоренный
Фантомы давно одичавших зверей.
И я, поминающий сидровой мутью
Ту осень из света остынувших зол,
Слепой, как Гомер, исковерканной грудью
Устало склонюсь на растерзанный стол.
***
Однажды в холодном парижском предместье
Я вспомню свою тридцать первую осень –
И дым от костров, и предчувствие мести,
И чашку с просеянным розовым просом.
Закончится день, и затеплятся шторы,
В туманах погаснут огни фонарей,
И с мраком сойдется каштан разоренный,
Укрывши в ветвях полумертвых пажей.
Тогда-то мой друг, до бесславия старый,
Слепой, Как Борхес, и великий, как Ра,
Откроет свой требник, склонившись устало
Над сотней глухих нерастраченных тайн.
Весна в Марселе девочкой Шагала
Пришла босая в розовую сныть,
- Ох, детка, если бы ты только знала,
Как я устала по земле ходить.
- А можно я? - с волненьем шепчет Энни,
Горошину сжимая в кулачке.
Весна молчит, на темном гобелене
Вздыхает дева в тоненьком стежке.
Сердечко детское так больно бьется
Уходит солнце за большую ель,
Жупел рыдает тихо у колодца,
И спица выпадает из петель.
Листва в зеленом сумраке трепещет,
Ты достаешь из шкафчика мате,
И на ступенях средь вьюнков и трещин
Пьешь горький чай в зеленой духоте.
Струится дым индейской папиросы,
В траве больные ящерки снуют
И призраки креолок темнокожих
С полей хлопковых медленно плывут.
Зеленый сумрак, заменяя вечность,
Как цапля-мойша, стережет закат,
Ты стала светом в этот долгий вечер,
Звенящим светом в череде утрат.
Темнеет плющ и тоньше заклинаний
У босых ног змея шуршит в траве,
Ты тоже в этот сумрак тенью канешь,
А, может быть, и канула уже.
Слова таинственно-туманны,
В граненой стопке желтое шабли,
В тени глухой лесной поляны
Весь день токуют нежно глухари.
Обитель нищих привидений
Тишайшая дождливая весна,
В висках сжимаются мигрени,
Ладонь от стылой печки холодна.
Пленяет наши отраженья
Стеклянный с тонким вензелем графин,
Под небом нашего селенья
Тоскует сладкозвучная сирин.
На полках голоса затихли.
В углу слабеют старые часы,
На гобелене паучиха,
Ткет год за годом новые цветы.
Ты слышишь, на лесной поляне
Весь день токуют нежно глухари,
И светится во мгле туманно
Янтарное и грустное шабли.
